Недьо Недев задержался у лаборатории минут на пятнадцать, потому что мотор его «Москвича» не желал заводиться. После этого, где-то возле Горнобанской трамвайной остановки, наблюдатели потеряли его из виду, потому что опустился густой туман.
— Постарайтесь обнаружить Недьо Недева, — сказал Баласчеву Аввакум. — А перед домом Марины Спасовой на бульваре Братьев Бэкстон поставьте наблюдателя. Сразу же, как только объект вернется домой, телефонируйте мне.
«Как он внимателен!» — подумал я, и в груди моей разлилась теплая волна. Я просто расчувствовался от умиления. Вторую ночь я проводил без сна, и нервы мои окончательно развинтились. «Надо держать себя в руках», — решил я. Но то, что Аввакум послал специального человека охранять Марину, все же очень растрогало меня…Да, вот как надо поступать в туманную погоду! — размышлял я. — Туманная погода вообще благоприятствует преступлениям. Лунной ночью трудно решиться убить кого-то, и если даже кто решится, ему придется действовать очень осторожно, потому что свет может выдать его. Свет — это всевидящее око, все запоминающее, бдительное око». Эту мысль я, кажется, где-то вычитал, и она в свое время произвела на меня очень сильное впечатление. Почему в Англии самое большое по сравнению с другими странами число преступлений и убийств. Да потому, что там часты туманы, сопровождаемые дождем. Туман и дождь — это та завеса, которая скрывает и оберегает убийц. Что стоит, например, этому негодяю Кирилкову сыграть какую-нибудь злую шутку с Мариной! Туман сейчас такой, что можно сделать все, что только взбредет в голову. Можно даже убить и после этого идти по тротуару и насвистывать.
Хотя Кирилков действительно вернулся домой в три часа тридцать пять минут, но это было сделано только для камуфляжа. Подождав минут десять, чтобы ввести в заблуждение предполагаемого наблюдателя, он затем, конечно, подкрался к своей машине, как самый настоящий хищник. Впрочем, ему и не нужно было подкрадываться, как хищнику, потому что живет он на первом этаже, а свои давно не мытые, замызганные «Жигули» ставит прямо под окном комнаты, где спит. Именно, именно! Он может просто выскочить из окна с закрытыми глазами и оказаться прямо за рулем своего проклятого катафалка. А от квартиры его на улице Ивайла, дом 28, до бульвара Братьев Бэкстон на машине можно добраться самое большее за пятнадцать минут, даже на такой душегубке, как его «Жигули».
Но допустим, он из-за тумана доберется не за пятнадцать, а за тридцать минут — ведь такому типу, мне кажется, все равно — ясная ли погода или туман. Этот прохиндей остановится где-нибудь возле входа в ее дом, но так, чтобы ему было легко сразу после покушения укатить; он притаится, хотя его прикрывает туман, и будет терпеливо ждать свою жертву. Когда, скажите, туман не покровительствовал убийцам?! Размозжив голову своей жертве, он сунет ей под пальто склянку (пустую, разумеется: вирусы давно уже переправлены в другое место!) и как ни в чем не бывало вернется к себе домой на улицу Ивайла — мол, я не я, и хата не моя! Этим убийством он направит следствие по ложному следу.
Убийство, конечно, он лишь мечтает совершить, но осуществить его не сумеет, потому что на том самом «лобном месте» будет стоять начеку защитник и хранитель Марины. Когда злодей прибудет туда с пустой склянкой и своими дьявольскими намерениями, человек Аввакума уже будет там…
— Хватит тебе дрожать! — похлопав по плечу, старался подбодрить меня Аввакум. — Ну-ка, выпей коньяку, чтоб поскорей прийти в себя! Что шевелишь губами, словно разговариваешь сам с собой! А не чувствуешь ли ты, братец, угрызений совести? Тогда лучше признайся, признайся — ты ведь тоже вертелся возле склянки, твое рабочее место находится всего в нескольких шагах от вирусов, и ты расхаживал то туда, то сюда с разными пробирками, банками-склянками! А может, ты и есть похититель? Или же соучастник похитителя?
Он рассмеялся — весело и громко, от души, и это в какой-то степени меня обидело. Зачем ему понадобилось так смеяться надо мной? Но в груди у меня все еще разливалась теплая волна и ласково шумела в крови, а в душе, казалось, звучала песня и веял теплый ветерок. Я выпил коньяк и с благодарностью кивнул Аввакуму.
— Ты хорошо сделал, что приставил к Марине человека! — сказал я. — В таком тумане всякое может случиться, а она — беззащитная женщина!
— Гм! — как-то странно произнес за моей спиной Аввакум.
Я обернулся и, удивленно взглянув на него, спросил:
— Что пришло тебе сейчас на ум?
Аввакум наклонился к камину, разгреб горящие поленья и подбросил дров. Потом долил коньяка в мою рюмку и в свою, но отпил из нее чуть-чуть.
— Выбрось эту женщину из головы! — сказал он, и я заметил, как по лицу его промелькнула мрачная тень. — Пускай она идет своей дорогой, сколько сумеет, а ты занимайся своими делами. Твои чувства к ней — чистая выдумка. Более того, это просто игра воображения, иг-ра,которой ты сам себя обманываешь. Начни наконец жить, как подобает настоящему мужчине. «Держи бутылку за горлышко, а женщину — за талию», как гласит поговорка, и плюнь на всякие фантазии — женщины не любят фантазеров!
Хороший ты мой человек! Видать, ты считаешь меня неисправимым романтиком, потому и говоришь такие циничные, вульгарные слова — думаешь, они на меня подействуют? Да мне просто до боли стыдно за самого себя, потому что я заставил тебя, такого прекрасного человека, притворяться грубияном.
Я залпом выпил коньяк и, чтобы угодить Аввакуму, изобразил на своей физиономии счастливую, даже легкомысленную улыбку.