Последнее приключение Аввакума Захова - Страница 14

— Ты же девушка, тебе полагается украшать себя! — сказал я.

— Если мне захочется себя украсить, сорву цветок и приколю его к платью или воткну в волосы, — сказала Райна, и на губах ее мелькнула легкая усмешка, словно взмахнула крыльями майская бабочка.

Осторожной была козочка, не поддавалась ни на какие приманки! Но, может, у меня был вид распутника, развязного донжуана? Ухаживаю за невинными девушками, кружу им головы, а потом бросаю на произвол судьбы. Ну и тип! Да от такого негодяя она и одной-единственной бусинки не возьмет, не то что целое ожерелье!

Помню, вернувшись домой, я подошел к зеркалу, чтобы проверить, действительно ли я похож на безответственного, конченного в моральном отношении молодого человека. Или, точнее, похож ли я на человека, безответственного в любви, потому что мораль — понятие очень широкое и доля любви в нем не так уж велика. А некоторые современно мыслящие люди низводят ее до чего-то третьестепенного. Они считают, что если в вопросах любви ты, может быть, человек конченый, но с трудовой дисциплиной у тебя, например, хорошо, то все в порядке. Ну, как бы там ни было, я оглядел себя несколько раз, и, хотя не обнаружил в своей внешности типичных донжуанских черт, мне показалось, что вид мой все же настораживает. Глаза задумчивые и немного печальные. А ведь известно, что люди с такими глазами склонны к авантюрам и даже чуть ли не к буйству. Женщины обычно испытывают панический страх перед авантюристами. Этот страх помешал и Балабанице, и учительнице из Змеицы ответить взаимностью на мои чувства. Вот и Райна отвернулась от меня сейчас, вероятно, по той же причине. Солдатская прямота и отзывчивость таким вот фатальным образом отразились на моей внешности, а это не бог весть как обнадеживает, потому что до сих пор никому еще не удалось избавиться от своей внешности.

Вот такой суровой была моя жизнь до знакомства с Аввакумом. Став как бы тенью этого замечательного человека, я пережил много опасностей: описывая подвиги и переживания Аввакума, я и сам вроде бы участвовал во всех его невероятных приключениях. На меня повеяло легким дуновением романтики, и я стал немного другим человеком. Так происходит всегда, если ты сопричастен, пусть даже мысленно, житейским делам другого человека, который по тем или иным причинам постоянно находится на грани жизни и смерти, обычного и необыкновенного, на грани логики математика и фантазии поэта. На меня повеяло легким дуновением романтики, и я сказал себе, что, кроме коровы Рашки и проблемы повышения надоев молока, в жизни существуют и другие немаловажные вещи. Послав ко всем чертям доктора Начеву, Балабаницу, учительницу из Змеицы и внучку деда Богдана, я очинил дюжину карандашей и, засучив рукава, принялся описывать истории Аввакума. И если эти женщины все же порой появляются в его приключениях, то лишь из-за моего строгого отношения к истине: я люблю достоверность да и читатель должен увидеть, что у меня было достаточно знакомств и всяких историй с женщинами в Родопских краях.

Около десяти лет я имел счастье быть близким другом Аввакума. Говорю «близким», потому что в это время мы встречались с ним часто — то в моих краях, то в Софии, на улице Настурции. Следует сразу же пояснить, что Аввакум всегда прибывал в мое лесное царство с какой-то определенной и неотложной служебной задачей, а когда я выезжал к нему в Софию, то это было просто для развлечения. Но неизвестно почему, обычно получалось так, что я обходился без развлечений — на моем пути они не стояли, а искать их я считал ниже своего достоинства. Приезжал я обычно к Аввакуму с видом человека, которому уже невмоготу от непрестанных рискованных приключений. Аввакум, конечно, не попадался на мою удочку. Не знаю, по каким признакам, но он всегда безошибочно определял: да, мне действительно невмоготу, но не от каких-то авантюр, а от скуки размеренной, безмятежной жизни.

Как я уже сообщил в начале моих записок, мне выпало счастье быть очевидцем того, как Аввакум распутывал тугой узел нескольких очень сложных шпионских дел. Первым из них был случай в Момчилове. С тех пор прошло пятнадцать лет. После Момчиловского случая Аввакум на протяжении десяти лет принимал участие в раскрытии пяти крупных диверсий, организованных НАТО и ЦРУ. Это был самый славный период его деятельности.

Человеческие качества Аввакума — его доброта, исключительная прозорливость, умение анализировать и обобщать — поразили меня. Я был буквально потрясен его личностью — такое ощущение бывает порой у человека, когда он оказывается лицом к лицу с каким-то величественным и неповторимым чудом природы. Он стоит потрясенный, не в силах отвести глаз, а в душе его восторженно поет тысячеголосый хор и тысячи медных труб возносят благодарственный гимн природе-творцу. Да, именно так было со мной, именно такое чувство испытал я к Аввакуму в те первые месяцы нашего знакомства.

Потом, хотя чувство восхищения Аввакумом никогда не покидает меня, в душе моей наступило странное спокойствие, которое дало мне возможность еще отчетливее увидеть особые черты Аввакума, то исключительное, что было присуще его богатой натуре. Как возникло у меня желание описывать его приключения, то есть его удивительную деятельность, направленную на раскрытие сложнейших афер, о которых пойдет речь, я объяснить не могу. Побудило ли меня заняться этим множество интересных криминальных моментов, которыми изобиловали эти аферы, или то, что посредством их мне легче было постигнуть сам образ Аввакума, я тоже не в состоянии объяснить. Почем знать, может, само мое восхищение этим человеком вдохновило меня — несведущего в литературе — взяться за перо?